Он замолчал. Адмирал несколько мгновений напряженно ждал продолжения, а потом осторожно кивнул. Берс посмотрел на адмирала, отчего испарина у того уже покрыла все лицо, а потом медленно закончил:
— Мы, берсерки, обладаем тем, что наиболее часто проявляется в виде боевого транса. Но боевой транс — это всего лишь видимая часть наших способностей. Мы называем их Проникновением, или ощущением Рисунка. Их глубинный смысл заключается в том, что, используя Проникновение, мы всегда ЗНАЕМ, как решить возникшую проблему практически в тот момент, когда она обнаруживает свое присутствие. А часто даже раньше. То есть наше действие иногда следует гораздо раньше, чем у обычных людей, а иногда даже и нам самим становится ясно, что возникла какая-то проблема. — И он процитировал чьи-то слова, выделяя их голосом: — «… Я знаю, куда ударит меч врага, еще до того, как он его подымет…»
Берс замолчал. Адмирал некоторое время обдумывал его слова, потом поднял глаза на собеседника и осторожно спросил:
— И что же?
Берс ответил столь же спокойным тоном:
— Ничего. Просто я должен вас предупредить, что если вы не согласитесь санкционировать то, что я прошу, я все равно поступлю так, как считаю нужным, несмотря на любые ваши приказы. Потому что знаю, что так надо.
Адмирал снова помолчал некоторое время, а потом, очевидно почувствовав по тону, что Берс не собирается убивать его немедленно, нервным движением вытащил платок и торопливо вытер пот. Потом шумно выпустил воздух и с усилием произнес:
— Вы не имеете права бросать Землю в такой момент. Нам нужен командующий. Вы хотите решать свои семейные проблемы, забыв, что над нами нависла угроза новой войны?
Берс слегка улыбнулся:
— Адмирал, вы можете удивиться, но я знаю, что мои семейные проблемы напрямую связаны с исходом этой войны.
— А… вы уверены в этом? — спросил адмирал.
Энтони присвистнул. Похоже, адмирал Навуходоносор совсем потерял голову. Обвинить берсерка во лжи…
Пусть даже косвенно. Впрочем, его можно понять. Остаться без Берса в то время, когда Земля стремительно скатывается к новой войне… Берс слегка побагровел, и адмирал вновь испуганно схватился за кобуру, но потом осознал, что он делает, и убрал руку. Но Берс, похоже, не обратил внимания на его жест, только нахмурился и твердо произнес:
— Да.
Ольга повернулась к Энтони:
— По-моему, у адмирала нет никаких шансов?
Энтони пожал плечами и встал. Адмирал Эсмиер был прав. Что бы ни случилось дальше, если Берс отправится в этот полет, они действительно уже вступили в эту войну. Поэтому он усмехнулся и устало произнес:
— Можно подумать, что они были хоть у кого-нибудь, кто сталкивался с Берсом. — После чего повернулся и вышел из приемной адмирала, едва не опрокинув некстати попавшегося по пути адъютанта.
Через два часа они стартовали.
Когда со схемы Солнечной системы, занимавшей всю длинную стену адмиральского кабинета, исчезла яркая звездочка, обозначавшая курьер, вышедшего на максимальный разгонный режим, адмирал Навуходоносор отключил питание схемы и откинулся на спинку кресла, устремив в пространство задумчивый взгляд. Он не поверил практически ни одному слову из того, что наговорил ему утренний посетитель. Конечно, в его разъяснениях можно было с некоторой натяжкой обнаружить кое-какую логику, но это-то и было главной причиной его недоверия. Все, что он знал о берсерках, говорило о том, что они никогда не подчинялись никакой логике. И это было одной из причин тщательно скрываемой, но устойчивой неприязни адмирала и к берсеркам, и к тому, что уже несколько лет творилось в Солнечной системе. Несмотря на то что он всегда, сколько себя помнил, стремился к высшей власти и в настоящее время мог считать себя на самой вершине, он чувствовал себя глубоко несчастным. В великой системе, созданной канскебронами, все было просто, четко и понятно. Правила были определены раз и навсегда и неукоснительно соблюдались в любом, даже самом медвежьем углу на любой планете Единения. Соблюдай их — и поднимешься выше. И в пределах своей компетенции и этих четко сформулированных правил адмирал чувствовал себя, да и был на самом деле абсолютным властелином. А сейчас… Адмирал поднялся с кресла и, подойдя к окну, посмотрел на висевший над горизонтом серп Земли. Сейчас он всего лишь пешка, которую двигают даже не по разлинованной доске, а по чему-то сумбурному и непонятному некие существа, которых он считал куда более отдаленными от человека, чем любые Измененные канскебронов. Адмирал вздохнул. Неужели такая роль уготована ему до конца жизни? Несколько мгновений он сидел с окаменевшим лицом, а потом возмущенно стиснул зубы и хищно улыбнулся. Ну уж нет. Он достоин большего, и никто из этих грубых варваров, выросших в лесных болотах, не сможет ему помешать. Они способны только на то, чтобы быть пушечным мясом. Да если бы угроза войны действительно существовала, этого юнца командующего из системы было бы не вытянуть никакими посулами, уж он-то видел его во время Битвы в поясе. Его и этих… берсерков. Адмирал зябко повел плечами. Удивительно! Канскеброны тысячелетия создавали абсолютного воина, и когда казалось, что он уже создан, откуда-то из чащоб и болот появились эти… Адмирал криво усмехнулся. И после всего того, что они творили в той битве, этот собирается его убедить, что ему доступны обычные человеческие чувства?! Впрочем, если угрозы войны нет, для адмирала даже лучше, если этот будет подальше от системы. Как приятны были те пять лет, что он был в империи! Во всяком случае, в его отсутствие жизнь в Солнечной системе казалась адмиралу менее отвратительной. А цель, поставленная им самим, — более достижимой.
Следующие две-три недели на лунной базе прошли достаточно спокойно.
Энтони был страшно занят, поскольку после отлета Берса на него навесили программу переподготовки, которую, конечно, пришлось изрядно сократить.
Посольство империи тихо убралось домой, получив несколько урезанный, но все-таки многообещающий договор о взаимопомощи. Впрочем, представители империи были правы в том, что у Земли не было выхода. Если земляне не вступят в войну, то спустя несколько лет могут остаться одни против Единения канскебронов, увеличившегося еще на пару сотен планет. Поэтому подготовка к войне шла полным ходом. Во исполнение одного из пунктов договора Эсмиер взял на себя обещание прислать несколько десятков специалистов для налаживания производства пространственных мин и орбитальных проекторов, которые могли изрядно усилить систему обороны Солнечной системы. Канскеброны обладали слишком мощными наступательными силами, а само строение их общества практически исключало какие-то внутренние мятежи. Так что они, в отличие от империи, не уделяли серьезного внимания планетарной обороне. А никто не сомневался, что атака на Солнечную систему, когда она состоится, будет произведена очень солидными силами. Впрочем, империя должна была получить от подобного использования своих специалистов просто фантастический выигрыш, поскольку, по предположениям аналитиков, во вторжении должны были участвовать не менее трех-четырех Системных разрушителей с солидным флотом поддержки, а это означало, что канскебронам волей-неволей придется существенно ослабить давление на фронтах. Впрочем, был еще вариант, при котором канскеброны никак не отреагируют на действия Берса, но он серьезно не рассматривался. Почти никем.
2
Тяжелая металлическая дверь с легким шелестом скользнула в сторону.
Эсмиель открыла глаза и повернула голову в сторону входа. Прямая как палка фигура, возникшая на пороге, заставила ее только разочарованно искривить губы. Опять Вопрошающий. Она совершенно по-детски зажмурила глаза, как будто это могло хоть как-то оградить ее от приближающегося мерным шагом мучителя, а потом горько усмехнулась и, откинув легкий полог, резко села на своем жестком ложе.
Вопрошающий остановился в пяти шагах и уставился на нее всеми своими сенсорами, похожими на уродливые глазки, висящие вокруг черепа на толстых волосках. Когда они находились в покое, то у Вопрошающего был вид земного святого с нимбом над головой. Эсмиель как-то видела это на старинных земных картинах, которые она случайно обнаружила, ненароком забравшись в директорию «История искусств». Но сейчас все они были направлены на нее и беспрестанно шевелились, от чего Вопрошающий скорее напоминал бесполый вариант медузы.